Погиб Поэт! -
невольник чести-
Пал, оклеветанный молвой,
С свинцом в груди и жаждой мести,
Поникнув гордой головой!..
Не вынесла душа Поэта
Позора мелочных обид,
Восстал он против мнений света
Один, как прежде... и убит!
Убит!.. к чему теперь рыданья,
Пустых похвал ненужный хор
И жалкий лепет оправданья?
Судьбы свершился приговор!
Не вы ль сперва так злобно гнали
Его свободный, смелый дар
И для потехи раздували
Чуть затаившийся пожар?
Что ж? веселитесь... он мучений
Последних вынести не мог:
Угас, как светоч, дивный гений,
Увял торжественный венок.
Его убийца хладнокровно
Навел удар... спасенья нет:
Пустое сердце бьется ровно,
В руке не дрогнул пистолет.
И что за диво?... издалека,
Подобный сотням беглецов,
На ловлю счастья и чинов
Заброшен к нам по воле рока;
Смеясь, он дерзко презирал
Земли чужой язык и нравы;
Не мог щадить он нашей славы;
Не мог понять в сей миг кровавый,
На что' он руку поднимал!..
И он убит - и взят могилой,
Как тот певец, неведомый, но милый,
Добыча ревности глухой,
Воспетый им с такою чудной силой,
Сраженный, как и он, безжалостной рукой.
Зачем от мирных нег и дружбы
простодушной
Вступил он в этот свет завистливый и
душный
Для сердца вольного и пламенных страстей?
Зачем он руку дал клеветникам ничтожным,
Зачем поверил он словам и ласкам ложным,
Он, с юных лет постигнувший людей?...
И прежний сняв венок - они венец терновый,
Увитый лаврами, надели на него:
Но иглы тайные сурово
Язвили славное чело;
Отравлены его последние мгновенья
Коварным шепотом насмешливых невежд,
И умер он - с напрасной жаждой мщенья,
С досадой тайною обманутых надежд.
Замолкли звуки чудных песен,
Не раздаваться им опять:
Приют певца угрюм и тесен,
И на устах его печать.
А вы, надменные потомки
Известной подлостью прославленных отцов,
Пятою рабскою поправшие обломки
Игрою счастия обиженных родов!
Вы, жадною толпой стоящие у трона,
Свободы, Гения и Славы палачи!
Таитесь вы под сению закона,
Пред вами суд и правда - всё молчи!
Но есть и божий суд, наперсники разврата!
Есть грозный суд: он ждет;
Он не доступен звону злата,
И мысли, и дела он знает наперед.
Тогда напрасно вы прибегнете к злословью:
Оно вам не поможет вновь,
И вы не смоете всей вашей черной кровью
Поэта праведную кровь!
1837 |
The Bard is killed! The
honor's striver
Fell, slandered by a gossip's dread,
With lead in breast and vengeful fire,
Drooped with his ever-proud head.
The Poet's soul did not bear
The shameful hurts of low breed,
He fought against the worldly "faire,"
Alone as always,... and is killed!
He's killed! What for are late orations
Of useless praise; and weeps and moans,
And gibberish of explanations? -
The fate had brought her verdict on!
Had not you first so hard maltreated
His free and brave poetic gift,
And, for your pleasure, fanned and fitted
The fire that in ashes drifts?
You may be happy... Those tortures
Had broken his strength, at last:
Like light, had failed the genius gorgeous;
The sumptuous wreath had weathered fast.
His murderer, without mercy,
Betook his aim and bloody chance,
His empty heart is calm and healthy,
The pistol did not tremble once.
And what is wonder?... From a distance,
By road of manifold exiles,
He came to us, by fatal instance,
To catch his fortune, rank and price.
Detested he the alien lands
Traditions, language and discussions;
He couldn't spare The Fame of Russians
And fathom - till last instant rushes -
What a disaster grips his hand!...
And he is killed, and leaves from here,
As that young Bard, mysterious but dear,
The prey of vengeance, deaf and bland,
Who sang he of, so lyric and sincere,
Who too was put to death by similar a hand.
And why, from peaceful times and simple-hearted fellows,
He entered this high life, so stiff and so jealous
Of freedom-loving heart and passions full of flame?
Why did he give his hand to slanders, mean and worthless
Why trusted their words and their oaths, godless,
He, who from youth had caught the mankind's frame?
And then his wreath, a crown of sloe,
Woven with bays, they put on Poet's head;
The thorns, that secretly were grown,
Were stinging famous brow, yet.
His life's fast end was poisoned with a gurgle
And faithless whisper of the mocking fops,
And died he with burning thrust for struggle,
With hid vexation for his cheated hopes.
The charming lyre is now silent,
It will be never heard by us:
The bard's abode is grim and tightened,
And seal is placed on his mouth.
And you, oh, vainglory decedents
Of famous fathers, so mean and base,
Who've trod with ushers' feet the remnants
Of clans, offended by the fortune's plays!
In greedy crowd standing by the throne,
The foes of Freedom, Genius, and Repute -
You're hid in shadow of a law-stone,
For you, and truth and justice must be mute!...
But there is Court of God, you, evil manifold! -
The terrible court: it waits;
It's not reached by a ring of gold,
It knows, in advance, all thoughts' and actions' weights.
Then you, in vain, will try to bring your evil voice on:
It will not help you to be right,
And you will not wash of with all your bloody poison,
The Poet's righteous blood!
Translated by Yevgeny Bonver
Edited by Dmitry Karshtedt |
