Четыре.
Тяжелые, как удар.
"Кесарево кесарю - богу богово".
А такому,
как я,
ткнуться куда?
Где мне уготовано логово?
Если бы я был
Маленький,
как океан, -
на цыпочки волн встал,
приливом ласкался к луне бы.
Где любимую найти мне,
Такую, как и я?
Такая не уместилась бы в крохотное небо!
О, если б я нищ был!
Как миллиардер!
Что деньги душе?
Ненасытный вор в ней.
Моих желаний разнузданной орде
не хватит золота всех Калифорний.
Если б быть мне крсноязычным,
как Данте
или Петрарка!
Душу к одной зажечь!
Стихами велеть истлеть ей!
И слова
и любовь моя --
триумфальная арка:
пышно,
бесследно пройдут сквозь нее
любовницы всех столетий.
О, если б был я
тихий,
как гром, -
ныл бы,
дрожью объял бы земли одряхлевший скит.
Я если всей его мощью
выреву голос огромный, --
кометы заломят горящие руки,
бросаясь вниз с тоски.
Я бы глаз лучами грыз ночи -
о, если б был я
тусклый, как солце!
Очень мне надо
сияньем моим поить
земли отощавшее лонце!
Пройду,
любовищу мою волоча.
В какой ночи'
бредово'й,
недужной
какими Голиафами я зача'т -
такой большой
и такой ненужный?
1916 |
Six.
Ponderous. The chimes of a clock.
"Render unto Ceasar... render unto God..."
But where's
someone like me to dock?
Where to find waiting - a lair?
Were I
like the ocean of ocean little,
on the tiptoes of waves I'd rise,
I'd strain, a tide, to caress the moon.
Where to find someone to love
of my size,
the sky too small for her to fit in?
Were I poor
as a multimillionaire,
it'd still be tough.
What's money for the soul? --
Theif insatiable.
The gold
of all Californias isn't enough
for my desires' riotous horde.
I wish I were tongue-tied,
like Dante
or Petrarch,
able to fire a woman's heart,
reduce it to ashes with verse-filled pages!
My words
and my love
form a triumphal arch:
through it in all their splendour,
leaving no trace,will pass
the inamoratas of all the ages.
Were I
As quiet as thunder,
how I'd wail and whine!
One groan of mine
would start world's crumbling cloister shivering.
And if
I'd end up by roaring
with all of its power of lungs and more -
the comets, distressed, would wring their hands
and from the sky's roof leap in fever.
If I were dim as the sun,
night I'd drill
with the rays of my eyes,
and also
all by my lonesome,
radiant self
build up the earth's shivering bosom.
On I'll pass,
dragging my huge love behind me.
On what feverish night, deliria-ridden,
by what Goliaths was I begot -
I, so big
and so no one needen?
Translated by I.Zheleznova. |
