В пустыне
чахлой и скупой,
На почве, зноем раскаленной,
Анчар, как грозный часовой,
Стоит - один во всей вселенной.
Природа жаждущих степей
Его в день гнева породила,
И зелень мертвую ветвей
И корни ядом напоила.
Яд каплет сквозь его кору,
К полудню растопясь от зною,
И застывает ввечеру
Густой прозрачною смолою.
К нему и птица не летит,
И тигр нейдет: лишь вихорь черный
На древо смерти набежит -
И мчится прочь, уже тлетворный.
И если туча оросит,
Блуждая, лист его дремучий,
С его ветвей, уж ядовит,
Стекает дождь в песок горючий.
Но человека человек
Послал к анчару властным взглядом,
И тот послушно в путь потек
И к утру возвратился с ядом.
Принес он смертную смолу
Да ветвь с увядшими листами,
И пот по бледному челу
Струился хладными ручьями;
Принес - и ослабел и лег
Под сводом шалаша на лыки,
И умер бедный раб у ног
Непобедимого владыки.
А царь тем ядом напитал
Свои послушливые стрелы
И с ними гибель разослал
К соседям в чуждые пределы.
1828 |
U škrtoj
pustinji gdje jara
užarila je njezin stanac,
sam Ančar stoji, na stražara
nalik je svemirski taj samac.
Priroda one stepe vrele
rodila ga je dana gnjevna,
i dojila je mrtvu zelen
otrovom, kao i korijenja.
Otrov se kroz tu koru toči,
u podnevu se topeć ljutom
da otvrdne u mrkloj noći
prozirnom smolom i zgusnutom.
Ptica ne leti, niti prti
do njega tigar: samo slijeće
crn vihor na to drvo smrti
pa odmah dalje kužan kreće.
Katkad mu lutajući oblak
list sanjiv rosi pa se stresa
dažd s onih grana, ali opak,
i prokapa na vreli pijesak.
A čovjeka tad posla čovjek
k Ančaru kretnjom zapovjednom
i onda je taj s puta svojeg
sutradan vratio se s jedom.
Donese smolu smrtonosnu
i suho lišće s granom
krutom
i znoj mu se po čelu prosu
i poteče studenim curkom.
Donese, klonu, iznemognu
pod prućem pribježišta
svoga
i umre bijedni rob do nogu
vladara nepobjedivoga.
A car je otrovom tim strijele
poslušne sve namočit dao
u susjedne i tuđe zemlje
s njima je slao pogibao.
Fikret Cacan |
