Я при жизни был
рослым и стройным,
Не боялся ни слова, ни пули
И в привычные рамки не лез, -
Но с тех пор, как считаюсь покойным,
Охромили меня и согнули,
К пьедесталу прибив "Ахиллес".Не стряхнуть
мне гранитного мяса
И не вытащить из постамента
Ахиллесову эту пяту,
И железные ребра каркаса
Мертво схвачены слоем цемента, -
Только судороги по хребту.
Я хвалился косою саженью -
Нате смерьте! -
Я не знал, что подвергнусь суженью
После смерти, -
Но в обычные рамки я всажен -
На спор вбили,
А косую неровную сажень -
Распрямили.
И с меня, когда взял я да умер,
Живо маску посмертную сняли
Расторопные члены семьи, -
И не знаю, кто их надоумил, -
Только с гипса вчистую стесали
Азиатские скулы мои.
Мне такое не мнилось, не снилось,
И считал я, что мне не грозило
Оказаться всех мертвых мертвей, -
Но поверхность на слепке лоснилась,
И могильною скукой сквозило
Из беззубой улыбки моей.
Я при жизни не клал тем, кто хищный,
В пасти палец,
Подходившие с меркой обычной -
Опасались, -
Но по снятии маски посмертной -
Тут же в ванной -
Гробовщик подошел ко мне с меркой
Деревянной...
А потом, по прошествии года, -
Как венец моего исправленья -
Крепко сбитый литой монумент
При огромном скопленье народа
Открывали под бодрое пенье, -
Под мое - с намагниченных лент.
Тишина надо мной раскололась -
Из динамиков хлынули звуки,
С крыш ударил направленный свет, -
Мой отчаяньем сорванный голос
Современные средства науки
Превратили в приятный фальцет.
Я немел, в покрывало упрятан, -
Все там будем! -
Я орал в то же время кастратом
В уши людям.
Саван сдернули - как я обужен, -
Нате смерьте! -
Неужели такой я вам нужен
После смерти?!
Командора шаги злы и гулки.
Я решил: как во времени оном -
Не пройтись ли, по плитам звеня? -
И шарахнулись толпы в проулки,
Когда вырвал я ногу со стоном
И осыпались камни с меня.
Накренился я - гол, безобразен, -
Но и падая - вылез из кожи,
Дотянулся железной клюкой, -
И, когда уже грохнулся наземь,
Из разодранных рупоров все же
Прохрипел я похоже: "Живой!"
И паденье меня и согнуло,
И сломало,
Но торчат мои острые скулы
Из металла!
Не сумел я, как было угодно -
Шито-крыто.
Я, напротив, - ушел всенародно
Из гранита.
1973 |
When alive I was shapely and lordly,
Feared nothing them bullets and feelings,
Didn't fit a conventional frame.
but as soon as my death was recorded,
They hobnailed and lamed the Achilles
On the pedestal of here fame.Can't shake off my flesh made of granite,
Can't extract my world-famous heel
From this foundation cement of mine,
And the iron ribs embedded in it,
The armature I cripplingly feel
Sending spasms up the back of the spine.
I used to brag about my broad shoulders:
"Measure'em, a whole crooked yard!"
Didn't know they would fit fooolscap folders
Of judgments on the deceased bard.
A conventional frame, I got shoved into one
As if on some crazy fixed bet,
And as for the shoulders, well, son of a gun,
They straightened out even that.
And no sooner did I up and pass away
They my kith'n'kin had themselves a race
To make a death mask of the dead master.
Who put them up to it, I can't say,
but for sure the Asiatic bones of my face
Got clean shaved off the dazzling plaster.
Never reckoned on this even dreaming,
Never thought that my fate, even sleeping,
Was to end up the deadest of stiffs.
But the plaster surface was gleaming,
And sepulchral boredom was seeping
From my gaping smile without teeth.
When alive I'd never stick a finger in
The mouth of a lout.
To come to me with the usual yardstick
They'd think twice about.
But I died, and then and there on the cot
The undertaker measured me with his rod.
Then a year had passed, flown fast,
And to crown the newly straightened-out me,
For the poeple who came, thronged and horded,
They unveiled a bust that was huge and robust,
To the deafening roar of loud-speaking glee,
Of my own lovely songs, pre-recorded.
Suddenly shattered above me was silence,
Sound burst forth from the loudspeaking battery,
Floodlights lit up the theatrical set-up...
And lo, by the powers of modern science,
The voice once voiceless with agony
Had turned to a pleasing falsetto.
Well, I was dumbstruck in my white shroud.
"Such in our common share!"
This I shouted, a loud-mouthed castrato,
Into the crowd's ear.
They tore the shroud from me: How thin'e is!
"Death, 'tis thy doing."
Do you really need me like this,
My own shoe-in?
Hollow sound the Commander's grim footsteps.
Thought I: I'll have me an amble of old,
Take a walk where flagstones and echoes meet.
So I did. The crowds scrammed - what a mess!
As I wrenched my leg free from the mould,
And I let the rubble fall away at my feet.
I leant forward a neked and monstruous lump,
Out of my skin, trying to stand up straight.
Tumbling down, I reached for my rod of iron...
Even so, when I hit the ground with a thump,
From the busted-up loudspeakers I brayed,
"I'm alive!", and it sounded a lot finer.
And that fall, it both broke me
And bent me.
And again my jawbones protrude
From the metal.
Didn't manage the way it was wanted,
On the quiet.
Made my exit publicly flaunted,
Out of granite.
Translated by de Cate and Navrozov. |
