Иосиф Бродский

Шеймусу Хини

Seamusu Heaneyu

Я проснулся от крика чаек в Дублине.
На рассвете их голоса звучали
как души, которые так загублены,
что не испытывают печали.
Облака шли над морем в четыре яруса,
точно театр навстречу драме,
набирая брайлем постскриптум ярости
и беспомощности в остекленевшей раме.
В мертвом парке маячили изваяния.
И я вздрогнул: я - дума, вернее - возле.
Жизнь на три четверти - узнавание
себя в нечленораздельном вопле
или - в полной окаменелости.
Я был в городе, где, не сумев родиться,
я еще мог бы, набравшись смелости,
умереть, но не заблудиться.
Крики дублинских чаек! конец грамматики,
примечание звука к попыткам справиться
с воздухом, с примесью чувств праматери,
обнаруживающей измену праотца -
раздирали клювами слух, как занавес,
требуя опустить длинноты,
буквы вообще, и начать монолог свой заново
с чистой бесчеловечной ноты.

1990

Probudili me u Dublinu krici galeba.
Njihovi glasovi zvonili u zori
Poput duše, što toliko je slomljena
Da ne osjeća boli.
Oblaci hodahu nad morem u nekoliko redova,
Poput kazališta baš u susret drami,
Braillom slažuć postscriptum bjesova
I nemoći u staklenoj rami.
U mrtvom se parku skulpture ocrtavale
I zadrhtah: ja - misao, točnije - pokraj.
Život je tri četvrtine - prepoznavanje
Sebe što vrišti nerazumljivi vapaj
Ili – biva u potpunoj skamenjenosti.
Bijah u gradu u kojem ne uspjevši roditi se
Ja još mogao bih, skupivši hrabrosti
Umrijeti, ali ne izgubiti se.
Krikovi dublinskih galebova! kraj gramatike,
Primjedba zvuka pokušajima savladavanja
Zraka, s primjesom osjećaja pramajke,
Nakon što joj postala jasna očeva prijevara -
Razdirahu kljunovima sluh, poput zastora,
Zahtjevajuć' da se priča reže,
Slova uopće i počet svoj monolog iznova
bezdušnošću note svježe.

Rafaela Božić Šejić